После стольких лет молчания он что-то написал. И пусть даже такое...:

Океан на кухне

Главное здесь - уметь притворяться. А уж в этом деле я преуспел: в третьем классе мне так сильно не хотелось идти на урок математики, что я придумал себе боль в правом боку – примерно через час родители везли меня в больницу с диагнозом «аппендицит»; Спустя всего три дня я возвращался домой, где меня встретил пьяный отец - весь день мне пришлось притворяться счастливым; Когда звенит будильник, я прикидываюсь суперменом – соскакиваю с кровати, быстро надеваю одежду (современные герои носят джинсы и футболку на выпуск), бегу в ванну, по пути наливая кофе – мир не может ждать. Иногда я воображаю, будто все люди на земле сошли с ума и только я нормальный. Я иду по улице и притворяюсь нормальным. Кстати, это не так-то просто, как может казаться.

Сегодня я притворяюсь писателем отдыхающим, на берегу океана. Звуки волн и ветра имитирует мой холодильник, а роль писателя вовсе и не роль – мне не приходиться вживаться, работать над образом, думать над своим поведением (a la Станиславский) – достаточно закрыть глаза и увидеть океан букв. Я не знаю, рыбачат ли в настоящем океана, но в моем – где сегодня клюет все кроме «Ъ» - точно.

Больше всего на свете я люблю ходить на рыбалку со своими старшими друзьями – наставниками. Правда, многие из них уже перестали тягаться с буквами, но, все равно, каждый день они обязательно приходят к океану. Другие напротив – всю жизнь провели с удочкой в руках, но ничего стоящего так и не поймали. Даже не смотря на это – я всех считаю своими учителями. (Метафора водорослями обвилась вокруг пойманных букв). Например, мой друг Хэм, говорил: «Отпускай добрую половину сложившихся слов обратно в океан». А один аргентинец недавно посоветовал: «В этом деле клюет исключительно на твое сердце».

Ближе к вечеру, можно встретить самых разных рыбаков. Вон там, по-моему, Верн, да, точно, он опять поймал бутылку с запиской. Иосиф улегся на песок, а вокруг него как всегда кошки. Сашка разбивает кокос. Чехонте с собачкой прогуливается вдоль берега. Лондон мается от непривычной ему жары. Набоков сам с собой играет в шахматы. Миллер даже сейчас пишет, наверное, превращает свою очередную женщину в литературу. Федор Михайлович машет топором – готовит дровишки. И отчего Хармс постоянно улыбается? Михаил докучает своим: «Как пройти на Патриарших?». Маяковский притащил неизвестно откуда здесь взявшуюся водосточную трубу. Его знакомый (наш общий друг) заливается шампанским, закусывая ананасам. Пастернак выдает охранную грамоту Николаю Васильевичу. Флобер…

(Можно подумать, что это вовсе и не уютный песчаный берег, а какой-то сумасшедший дом. Можно. Мой океан ограничен кухней, стопкой чистых листов, граненым стаканом и воображением. Мне, честно говоря, хватает и этого. Моим друзьям, кстати, тоже).

Буковски как-то сказал мне: «У каждого из нас дома есть холодильник. Важно другое - в нем должна быть хотя бы одна бутылочка». Чарльз, надо заметить, тогда сильно набрался, и поэтому, я сейчас понимаю, что важно как раз таки первое: «У каждого есть свой холодильник». Свой океан на кухне.