Каждый новый день отбирал у него часть тела и превращал ее в часть речи. Он хотел стать словом. Следом за густой толпой его перестали замечать и близкие люди. Теперь он был плотью метафоры. Он думал, что избавившись от смыслов, наконец, услышит свой голос. Пространство перестало подчиняться времени, оно обрело законченную форму, а главное – заданный ритм. Он хотел стать тайным знанием, спрятанным в символе. Хотел быть изреченной ложью. Началом. Пятном, чернеющим на белом. Он просто хотел найти своего читателя.